Воспоминания дочери
Отец прожил большую жизнь – 80 лет. Все эти годы я мысленно разделяю на четыре неравные части: годы ученья, студия Врубеля и работа в Гомеле; ученье (ВХУТЕМАС-ВХУТЕИН) и работа в Москве; война и послевоенный период. Конечно, для него самыми яркими были годы его юности, самыми творчески насыщенными – 20–30-е годы. Война грубо оборвала этот яркий плодотворный период его творчества. Вместо резца – лопата ополченца, бомбы и бомбоубежища, а затем полк автоматчиков, где отец вступил в партию. Там он оформлял стенную газету, там создал своего Деда Нефеда, который на газетных листах в раешных стихах сообщал все армейские новости, а в 1945 году поздравил однополчан «с победой из побед».
Я, как это ни парадоксально звучит, познакомилась с отцом после войны. Но в мое сознание он вошел гораздо раньше. Как и каждому ребенку моего поколения, в любом солдате мне виделся отец. Так было в Липягах, куда мать в декабре 1941 года была послана для работы на предприятии для фронта, когда мне исполнился 1 год. Тогда в доме часто останавливались солдаты, отправлявшиеся на фронт. Так было и в Москве, куда мы вернулись в конце 1943-го. Мы жили в доме художников в 1-м Зачатьевском переулке, на шестом этаже с великолепным видом на Кремль и Москву-реку. Как говорил отец: из нашего окна видны все пять звезд Кремля. Квартиры в доме были коммунальные, с коридорной системой. В нашей квартире жили пять семей. Каждая семья имела комнату (мы – комнатку на 10 квадратных метров) и кухоньку. Все остальное было общим. Нашими соседями были: семья художницы Зинаиды Барановой, Зинаида Павлиновна Киприянова – художница и преподаватель художественного училища, которую очень уважал и почитал отец, две семьи архитекторов – Коржевы и Юдины. У Коржевых были две дочери и сын Гелий, в будущем замечательный живописец, а в военные годы – молодой начинающий художник. Как мне рассказывала мать, он не раз просил меня попозировать, на что я отвечала: «Вот вернется папа – он будет меня рисовать». Позже отец посмеивался и говорил: «Зря ты отказывалась».
Как писал ему на фронт брат, в доме у нас царил культ отца. Писем ждали с нетерпением, и в каждом на крошечном клочке бумаги была приписка мне с зарисовками. Письма эти и сейчас хранятся у нас, зачитанные до дыр.
По письмам видно, что отец представлял меня бойкой боевой девочкой, например:
«Любу-санитарку
Любит детвора
Знают санитарку
Жители двора.
Знают и ребята,
Знают и котята,
Пес дворовый Жучка
Помогает ей… » и т.д.
Но я, к сожалению, не оправдывала таких представлений. Была тихой и застенчивой, в чем отец впоследствии убедился, разглядывая детсадовские фотографии (как он говорил: «личико на заднем плане»).
И вот в конце 1945 года в нашу маленькую комнатку вошел мужчина и сказал, что он мой отец. Вошел так тихо и скромно, так буднично, что я не сразу поняла, что произошло, и все ждала, когда он уйдет.
Отец много значил в моей жизни. Он вносил в нашу жизнь элемент творчества, художественное восприятие всего, что нас окружало. Будучи книжным графиком, отец очень любил книги, особенно сказки. В этом, а также в любви к шутке, каламбуру, красному словцу, в тонком юморе проявлялась его не проходящая молодость. В сущности, стариком он никогда по-настоящему не был. Только в последний год, будучи смертельно больным, он ушел в себя, и его интерес к жизни частично остыл.
Отец был талантливым человеком. Он обладал талантом художника, имел поэтический дар, хороший прозаический стиль. Был наделен исключительной энциклопедической памятью, знал много иностранных языков. Но, пожалуй, главной его чертой были альтруизм и почти болезненная скромность. Он никогда и ничего не мог просить для себя. Он выставлял свои работы на многих союзных выставках и выставках за рубежом. Но за 60 лет творчества он своей персональной выставки так и не увидел.
У нас была дружная семья. В ней царили взаимопомощь и взаимовыручка. Отец делал плакаты для школы, где я училась, помогал мне делать учебные пособия. Был великолепным редактором для нас с мамой. Он имел лингвистическое чутье, не терпел фразы избитой или вялой. Всегда старался так ее подать, чтобы за ней чувствовался автор. Поэтому так любили его письма все наши корреспонденты.
Отец помогал маме при оформлении ее докторской диссертации, так что в иллюстративном отношении она была уникальной, а в содержании ее работы ориентировался почти как настоящий микробиолог. Мы с мамой также помогали отцу, чем могли – в составлении каталогов, подготовке фоторепродукций и слайдов, печатании на машинке текстовых материалов.
После смерти отца прошло уже 18 лет. Но пустота, которая осталась после его смерти, так никем и ничем не была восполнена. Мне по-прежнему его не хватает. Так всегда бывает с близкими и любимыми людьми. Их значение для нас уникально и неповторимо.